«Олдбой»

Рекламщик Джо Дюссе (Джош Бролин) - современная версия Джона Дрейпера: выпивоха, плохой отец и любитель чужих жен. Через несколько часов после неудачного разговора с важным клиентом, чью даму Джо оскорбил недвусмысленным предложением, полноватый мужчина в возрасте за сорок оказывается в гостиничном номере без окон, зато с железной дверью, регулярной кормежкой и двумя чередующимися пейзажами типа «День» и «Ночь». Через двадцать лет выйдя на свободу, Дюссе должен выяснить, кто и за что ему мстил, убил его жену и что теперь стало с его подросшей дочкой. Виновным в преступлении считают Джо, а врагов и потенциальных недоброжелателей у него накопился добротный список.
Американский «Олдбой» - это столь же вольный пересказ одноименного корейского фильма, каким была картина Чхан Ук Пака по отношению к оригинальной японской манге (сценарист Марк Протосевич без трепета подошел к сюжету десятилетней давности). Судьбу произведения Нубаки Минегиши и Гарона Цучия можно сравнить с жизнью пьесы - в каждой постановке текст принимает новую форму, смещаются акценты, на первый план выходят иные реалии.
Если корейский «Олдбой» - стихотворение, написанное амфибрахием, где ударный слог - это насилие, а первый и второй несут в себе преступление и наказание (или необдуманный поступок и его последствия), то новое воплощение того же сюжета - антителевизионный памфлет, антиамериканская сатира и приговор добродетельной самоуверенности в одном флаконе. Истории О Дэ Су и Джо Дюссе можно сравнить со снами, которые родились в сознании авторов двух фильмов, вдохновленных похождениями Синьити Гото (герой манги). И если Чхан Ук Пак воспарил, ведомый своей любовью к поэтике мести и насилия, то Спайк Ли оказался чересчур для этого текста приземленным и прагматичным.
Камера Шона Боббитта - бессменного оператора Стива МакКуина - фиксирует происходящее в жизни Джо Дюссе где-то на грани между «Стыдом» и «Голодом», а за кадром звучит музыка испанского композитора Роке Баньоса («Печальная баллада для трубы»). Добавить к этому культовый сюжет и впечатляющий актерский ансамбль, где, помимо Джоша Бролина и Сэмюэла Л. Джексона, стоит отметить Шарлто Копли и Элизабет Олсон, которые пока снимаются редко, но метко. С подобной Dream team Спайк Ли не смог свести «поединок» с «Олдбоем» Чхан Ук Пака даже к ничьей. Видимо потому, что был занят сведением счетов с куда более важным врагом.
Диктатура телевидения, критика которого уже несколько лет как выглядит устаревшей, не спешит сдавать позиции, как и человеческая склонность к злоупотреблению властью (даже небольшой, как в картине «Эксперимент»). Насилие и сквозящая сексуальность - вот чем дурманится мозг Дюссе в заточении; а в «другой» жизни это казалось ему забавным. Фокусируя внимание зрителя на этой составляющей истории «Олдбоя», Спайк Ли выступает будто бы в роли того вечно улыбающегося афроамериканца-портье, что изображен на плакате в гостиничном номере. Он безжизненно интересуется, как сделать жизнь постояльца еще лучше, но, улучив момент, заваливается на кровать в ботинках и начинает есть поп-корн, наблюдая безумные телевизионные шоу. Бесконечные рифмы к рабству - историческому, физическому, духовному - удаются Ли ни чуть не хуже, чем Бролину - роль человека почти без свойств. Их дуэт делает финал внезапным и пронзительным. Примирение с собой не происходит до конца. Некоторым комфортнее оставаться в клетке ограниченности или неведения, чем жить с последствиями собственных поступков. Но вся потрясающая машинерия, к которой прибегает Спайк Ли, все его игры с реальностью и демонстрация воспоминаний, где главные герои оказываются свидетелями прошедших событий, - все это не отменяет одного факта. В финале, на эмоциональном пике картины в голове раздается «The Last Waltz» Йенг-вук Джо.
Американскому «Олдбою» можно вменять отсутствие «поэзии», недостаточную техничность или отсутствие полновесного психологизма, который у Чхан Ук Пака красноречиво выливался то во внезапную клаустрофобию О Дэ Су, то в сдержанные слезы главного злодея. У Спайка Ли двадцатилетнее заточение (кстати, в манге это было десять лет, а в корейской картине - пятнадцать) выражается лишь в том, что Дюссе не умеет пользоваться компьютером и смартфоном - эхо телевизионного всесилия. Какой ракурс, такая и психология. Ну а в выстраивании «механического балета» у корейского режиссера мало конкурентов, тут он даже монтажные изыски Ли «убирает» в два счета.
Своя версия «Олдбоя» удачно смотрелась бы в любой стране: жизнь без оглядки, двадцать лет заточения, размышление над тем, кто из обиженных мог отомстить… Интерпретация Спайка Ли хоть и заточена под американского зрителя - тут и узнаваемые ток-шоу, и речь чернокожего президента Барака Обамы, и повод задуматься, кого обидела самая демократичная держава (концентрация афроамериканцев намекает, кого больше всех), - но есть в ней и поразительная точность по отношению к России. До заточения Джо туманит разум жидкостью из бутылки с надписью «Vodka», попадает на свободу в чемодане «Луи Витон» - уменьшенной копией того, что был изгнан с Красной площади, а двадцать лет - почти возраст новейшей России. Да и возможных «мстителей» - целый список. Наконец, Дюссе понимает, что решение всех проблем не в том, чтобы «немедленно выпить», а в медленном освобождении разума. Нет тюрьмы страшнее, чем в голове.

«Олдбой» в прокате с 28 ноября.