Театральный режиссер, педагог.
Заслуженный деятель искусств РСФСР (3.06.1977).
Народный артист РСФСР (15.03.1985).
С начала 1930-х годов жил в Ленинграде. В 1947 году окончил Школу-студию при Ленинградском Большом драматическом театре им. Горького. В 1949–1952 годах в труппе этого театра. Работал актером в театрах Ставрополя, Петрозаводска.
В 1952–1961 годах - режиссер (с 1956 - главный режиссер) Астраханского ТЮЗа.
В 1961–1962 годах - режиссер Астраханского областного драматического театра им. Кирова.
В 1963–1966 годах - главный режиссер Воронежского ТЮЗа; в 1966–1970 годах - Рязанского ТЮЗа.
С 1970 года - главный режиссер Горьковского ТЮЗа.
С 1971 года преподавал в Горьковском театральном училище.
Похоронен на Горьковском кладбище Марьина Роща.
«Город на заре» А.Н. Арбузова (1963)
«Последние» М. Горького (1968)
«Три мушкетера» по А. Дюма (1970)
«Двенадцатая ночь» У. Шекспира (1976)
«Мещанин во дворянстве» Мольера (1976)
«Вначале было слово» Ю. Лиманова (1979)
«История Мальчиша-Кибальчиша» по А.П. Гайдару (1981)
«Сон в летнюю ночь» Шекспира (1982)
«Виндзорские проказницы» Шекспира (1985)
«Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви» по Р. Фраерману
«Именем Земли и Солнца» И. Друцэ (1977, Ленинградский театр им. Ленсовета)
«20 лет спустя» М.А. Светлова
«Ревнивая к самой себе» Тирсо де Молина
«Доходное место» А.Н. Островского
«Руководство для желающих жениться» по А.П.Чехову
«Любовь к одному апельсину» В. Синакевича
«С весной я вернусь к тебе» по повести «Как закалялась сталь»
«Разноцветные страницы» по стихотворениям С. Маршака
«Эй, ты, здравствуй!» Г. Мамлина
«Песнь о Данко» по М. Горькому
...Сам Анатолий Миронович был завлитом Горьковского ТЮЗа и в 1970 году привел в театр нового главного — Бориса Абрамовича Наравцевича. «Наравцевич появился в Горьком в начале застоя, и это было событие. В болотном времени болотного города явился игровой человек, который вернул этому городу ощущение театра, как праздника… Ну что там было в этих «Трех мушкетерах», с которых он начал завоевывать г. Горький? Юмор, песенки, вольный дух, отвага? Конечно, конечно… Это был веселый спектакль о ненависти, о фанатизме людей, готовых погибнуть из-за подвесок королевы. Было осмеяние бездумной власти и безумной преданности химерической идее. Нам это казалось тогда смелым, и публике, кажется, тоже казалось. Но главное, что там было, — это веселье, актерские удачи, радость театра, когда вокруг все уж было совсем безрадостно… В Наравцевиче была способность заряжаться, пользуясь любым «аккумулятором». Ловить идеи и претворять их. Это редкая способность, потому что бездарность всегда самодостаточна и завистлива. Наравцевич, наоборот, всегда был открыт и умел окружать себя талантливыми людьми — из Москвы ли, из Горького или Риги… Он умел восторгаться чужим успехом. По-детски не раз сообщал мне: «Ну, я так никогда не смогу, никогда не поставлю, потому что я бездарен»…
Он был, что называется, легким человеком. И эту легкость неожиданно и изящно вносил в постановки классиков. Он поставил «Двенадцатую ночь» раскованно, с пониманием каких-то глубинных вещей… Он не читал Бахтина, я ему пересказывал эту книгу. Но ему и не нужно было читать, потому что он обладал быстро воспламеняющимся воображением. Ему хватало намека… И он поставил Шекспира в духе им понятого карнавала, без всякой учености, а с той легкостью, которая выдавала в нем самобытного артиста, способного понять и извлечь что-то по воздушным путям культуры… Будучи географически провинциалом, Наравцевич в каком-то главном отношении был столичным режиссером. Недаром он избрал себе в собеседники и соавторы Сергея Бархина, художника, чья непровинциальность и глубочайшая одаренность, парадоксальность наложила свой отпечаток на искусство нижегородского театра, на сам его облик… Наравцевич владел искусством собирать компанию…. И я могу сказать, никогда больше, ни в одном театре, в каком мне пришлось работать в Москве, такой компании не было… Да, конечно, время диктовало свои условия, он ставил что-то официальное, что-то про революцию и пионеров, но это было как-то между прочим, как вынужденная и обязательная дань, налог, партвзносы…"
А еще была лаборатория режиссеров ТЮЗов, которой руководила М.О.Кнебель. Показать свои спектакли участникам лаборатории, выслушать подробный разбор значило выдержать экзамен на определенный творческий уровень, который нужно было постоянно подтверждать.
Наравцевич очень боялся «тюзятины». Под ней он подразумевал многое: сюсюканье (или, как он говорил, «бебешистость»), любую адаптацию, заигрывание и подыгрывание «несмышленому» зрителю, ложный пафос, претенциозность, актерское кривлянье («чтобы посмешить»), дешевые детские утренники и вообще любую приблизительность, любое «как бы».
Судьба отпустила Борису Абрамовичу 15 лет жизни в нашем городе. Не так и много, но по меркам театральной истории это была эпоха. Он успел создать свой театр-дом, который отличала особая лирическая атмосфера, успел поставить более 40 спектаклей из которых многие стали событием, успел воспитать своих актеров, успел привить вкус к ощущению подлинной театральности нескольким поколениям зрителей, как бы предчувствуя, что городу будет этого не хватать…
В этом году осенью Наравцевичу исполнилось бы 80. Он ушел из жизни внезапно, полным творческих идей и планов. Это был 1986-й. Жизнь вокруг менялась и ломалась…
В 1970 году в наш ТЮЗ пришел новый режиссер Борис Наравцевич. Актеры, как это водится в театральном мире, стали собирать о нем сведения. Учился в театральной студии при БДТ, там же играл первые роли. Потом стал режиссером — ставил спектакли в Ставрополе, Астрахани, возглавлял Воронежский и Рязанский ТЮЗы. И вот — наш город.
«Ну, посмотрим», — решили актеры. «Увидим!» — ожидали зрители первую постановку нового главрежа.
Первым стал спектакль… «Три мушкетера», который просто взорвал тогдашнюю «болотную» театральную жизнь города. В тот месяц в одном из городских театров представляли пьесу Софронова «Наследство» — скучнейший спектакль с полупустыми залами. В другом храме искусства — спектакль о Ленине. И вдруг в ТЮЗе появляется совершенно хулиганский (в хорошем смысле) спектакль с небывалым юмором, песенками, необычный по стилю (персонажи не только действуют, но и сами рассказывают о себе), с сумасшедшим задором и веселостью. Актеры играли как никогда легко, непринужденно и очень талантливо! Газеты в те строгие и официальные времена оценили первую постановку Наравцевича по-разному, а зрители были в восторге! В книге отзывов (а желающих что-то написать после спектакля было много) все записи сводились к одному: «Вы вернули в наш город Праздник, спасибо! И ждем новых постановок!»
А Борис Абрамович очень хотел творить, ставить, что-то придумывать. Восторги публики после спектаклей повторяли восторги актеров на репетициях.
— Иногда репетиции были похожи на что угодно, только не на репетиции, — вспоминает актриса ТЮЗа Елена Фирстова, — хохотали, придумывали, заводились друг от друга. Как-то на репетиции спектакля «Любовь к одному апельсину» почти всю пьесу пропели — «сочиняли» оперу. Потом эта радостная атмосфера сохранилась в спектакле и, конечно, передавалась в зрительный зал.
Борис Наравцевич — преданный и верный рыцарь театра, и когда дело касалось его творений-спектаклей, то тут все было только по гамбургскому счету. Если пьесы, то лучших авторов — Островский, Вампилов, Шекспир, Дюма, Чехов, Мольер, Тирсо де Молина, если актеры, то разноплановые, разножанровые, умеющие играть и в трагедии, и в комедии.
— Это, пожалуй, единственный режиссер, у которого я не видел ни одного спектакля, где хотя бы пять минут было скучно, — рассказывает нижегородец Сергей Коробков, пересмотревший в юности все спектакли режиссера. — Иногда смотришь в другом театре, даже в Москве, спектакль по классической пьесе — скукотища! У Наравцевича было столько находок и придумок, столько современного в тех же пьесах, что казалось иногда, будто кто-то дописал за Мольера или Чехова специально для этого спектакля. Сверяешь тексты — нет, это Чехов! А как современно звучит на сцене! В начале 1980-х я посмотрел спектакль «С весной я вернусь к тебе» по повести «Как закалялась сталь», которую по школьной программе терпеть не мог. А в спектакле замечательная и трогательная история, рассказанная заново и свежо.
Борис Наравцевич очень серьезно относился и к спектаклям для совсем маленьких. Может, поэтому очень интересны они были и для взрослых: приводя в ТЮЗ своего ребенка, родители не оставались ждать его в фойе, они покупали билеты и для себя и смотрели постановки. Из стихов Маршака получился заводной, бесшабашный, очень добрый и озорной спектакль «Разноцветные страницы», где было все: и пародии, и розыгрыши, и вовлечение детей в игру. А родился этот спектакль из этюдов студентов театрального училища, где много лет преподавал Борис Абрамович. Студенческие работы так понравились мастеру, что получилось полноценное, сочное, яркое представление.
В 1978 году ТЮЗ переехал в новое здание на улице Горького. Такой подарок труппа получила к 50-летию театра. Наравцевич и тут оказался верен себе: не просто переезд, а… городской карнавал! Было большое шествие персонажей и масок различных пьес и эпох по городу. Театральный реквизит тоже путешествовал по улицам. В этом весь Наравцевич: если нет праздника — его нужно придумать, организовать и поднять всем настроение! Кстати, хорошее настроение дарил театр и на гастролях, которых в те времена было очень много: Москва, Ленинград, София, Керчь, Таллин, Ярославль, Петрозаводск, Свердловск, Волгоград, Архангельск — все и не перечислишь! И зрители, и критики этих городов в один голос восхищались высочайшим уровнем режиссуры Наравцевича, первоклассной актерской игрой труппы и сожалели, что театр лишь приехал на гастроли, а не работает в их городе постоянно.
Борис Абрамович Наравцевич подарил всем, кто видел его спектакли, особое отношение к Его Величеству Театру, привил любовь к нему и ожидание чуда, волшебства. Он и сам был счастливым человеком, ведь его постановки приносили людям радость! А еще это, пожалуй, единственный случай, когда билеты на спектакли местного театра, а не заезжих звезд, были в дефиците, раскупались в считанные часы и спрашивались за несколько кварталов до театра. Будут ли когда-нибудь в Нижнем опять спрашивать: «А у вас нет лишнего билетика в наш театр?»
Будем очень признательны за помощь.