№42 Сергей Арутюнов
Фильм потряс меня Верой.
В 70-ом, когда экранизировался, в общем, ординарный шолоховский апокриф, веры в социализм оставалось не так уж и много: живая вера не может быть будничной, обиходной. Вера, вошедшая в быт, сама лишает себя подтверждающих её чудес. Вся она может быть лишь впервые, нежданно, разворачивающе и пересекающе серые нитки судеб, болящим, криво заживлённым шрамом и ослепительным торжеством над плотью.
...К тому году "выцветшие гимнастёрки", исключая, может быть, лишь "сыновей полка", из крепких, опасных мужиков они стали превращаться в стариков и калек, смиренных просителей собесов и поликлиник, отходить в область легенд. К святому маю стали надевать они смешные летние шляпы "с дырочками", штатские рубашки-апаш и сандалии. Учились быть неуместными посреди нового мира и наивно, детски не замечать этого.
Но в "Они сражались за Родину" они снова те, которыми их на войну взяли. Это настоящие кости советского станового хребта, пронюхавшие насквозь и трудовую жизнь, и семейные крушения, и множество чего ещё, о чём говорить, понятно, на кратких привалах не удосуживались. Это уже в НАШУ перестройку солдаты начали признаваться друг другу во взаимных раскулачиваниях и иных обидах.
Но превратить их в "христианнейших воинов" новейшей мифологии так и не удалось. Эпизод с молитвой, вырвавшейся из героя Бондарчука, один из сильнейших. После адской бомбёжки смущённо, как после пьянки, оправдывается перед собой этот титан: вера дедовская уже отошла на пару десятилетий, осталась в генах и если возродится, то к тем срокам, когда верить будет не во что.
...Чувствуется, что это фильм-поминовение и фильм-прощание, фильм-реквием.
Не просто солдаты уходят в степь - прощается и хочет остаться в памяти людской первое послевоенное поколение. Это такие же битые жизнью мужики, как и их воевавшие отцы, нахлебавшиеся послевоенной разрухи, не успевшие на войну, но оставившие её себе единственной святыней. Братской могилой возможной, но не состоявшейся жизни.
Сколько раз отец говорил мне о деде: он бы любил тебя, как никто. Я - верю.
Играя своих отцов, люди фильма целуют прах их шагов. Это чувствуется в каждом кадре - в покрытых донской пылью касках и губах, подрагивающих от жара кистях, держащихся за раскалённые затворы и рукояти сапёрных лопат.
Руки показываются крупно. Как лица. Как земля, которую они трогают и как символ, и как слитки веры. Неутешен жаворонок, неутолимы жуки, ненатешема степь, в которой пришлось и сеять, и убивать.
Такой фильм совершенно невозможен сейчас: нет святынь, нет земли.
Вся она теперь "частная" или погубленная каким-нибудь иным способом. Фильм, кажется, предчувствует и такое будущее и говорит: земля жива в памяти и сознании, пока она есть идея и вожделение. Покуда земля есть ВЕРА. Но как только она станет разменной монетой, драться за неё никто уже не пойдёт. Общей земли не станет - будет своя, малая, и каждый за себя. Не в этом ли и была сокровенная идея СССР? Общая, НАША земля - потому, что ничья в отдельности? Не потому ли с таким надрывом, обращённым к будущему, дрались за неё, и не потому ли с таким же надрывом предавали, не выдержав испытания верой, что - будет, станет, поделится между своими равно, без излишков, ПО СПРАВЕДЛИВОСТИ, часа которой ещё не пришло?
Среди горя отступления, апокалиптически горящих хуторов и хлебов потрясает неутолимый оптимизм, любовь к бытию вне зависимости от "положения на фронтах": солдаты уходят не в пустоту и не в беззвестность, а к Сталинграду - крепости, в которой начнётся новая, небывалая жизнь - Отпор Врагу, равного которому в истории ещё не подобрано.
Уходят именно под сень самых крепких стен в мире, но чисто умозрительно. На деле город был самым обычным советским, с индустриальной архитектурой далеко не первого разбора, пяти-шестиэтажным, в меру парадным, вроде Севастополя времён героической обороны и... вроде Новых Черёмушек послевоенья, только без обильной промышленно-социалистической геральдики.
Уже на том берегу, в сцене целования знамени, даётся понятие о том, как глубоко и смертно отступившая было нога советского войска зарывалась в волжский прибрежный ил, запиравший от врага и нефть, и газ, и основную часть страны за ними.
Для зрителя будущих лет сопоставление беспомощного танка с ласточками, вырывшими гнёзда в обрыве, с которого тот упал, - лучший плакат грядущей Победы. Комический дуэт кривоногих бронебойщиков - картина русского раблезианства, сберегающего рассудок скоморошества. Надменная доярка и старая казачка - Родина. Горячий, слишком рано гибнущий Кочетыгов - святая жертва. И такие же символы - бидоны молока в погребе, и синий фингал под глазом у Шукшина, и ведро раков, и мутный колхозный пруд с купанием ("мясо" Болконского) - всё это ещё от Толстого, спорит с ним, дискутирует с ним, отстаивает святость того, что МОЖЕТ быть предано сомнению в русской вере, но почему-то не предаётся.
Если понять, ПОЧЕМУ, можно понять всё остальное. От начала и до конца.
Только для этого надо быть - честным, и ни в коем случае не поминать, отвечая себе, ни рабства, ни ханжества, ни имперских пагуб.
Они при разгадывании этой вечной загадки, конечно, абсолютно ни при чём.
Смотрела сегодня какой-то фильм о войне производства последних лет. Прервала через полчаса, а душа потребовала другого, сделанного фронтовиками. Настоящего. Включила "Они сражались за Родину". Каждый раз он смотрится по-другому. В этот раз хотелось плакать не только от некоторых разрывающих сердце эпизодов. Наверное, старею так. Почитала комментарии... Докопались до возраста...В июне 41-го была мобилизация родившихся начиная с 1905 и призывников, уже в августе - и с 1890, считай, в 41-м уже разменявших шестой десяток. О чем спорить... Давно уже нет и моего отца, 10-го года рождения, тяжело раненного под Москвой... Нет уже тех замечательных актеров, снимавшихся в этом фильме. И даже нет половины из тех однокурсников, с которыми ходила в кинотеатр "Россия"на его премьеру. А фильм есть и будет, фильм, посмотрев который, будто родниковой воды напьешься, и за это - низкий поклон всем, кто его создавал. Ведь в нем есть всё. Но лучше всего об этом написал неизвестный мне человек, Сергей Арутюнов. Почему-то тоже до слез. Спасибо Вам, Сергей.