/Для того, чтобы придать этой картине драматическую занимательность, понадобились совершенно исключительные обстоятельства. А именно: последовательный революционер, отбывающий каторгу, сделан сыном чиновного карьериста, становящегося к концу картины не много - не мало, - как губернатором. Его отец так дорожит карьерой, что предает своего сына.
Когда сын-революционер, отбыв каторгу приезжает в родной город, около него не оказывается ни одного товарища из партийной организации, зато оказываются рядом симпатичный бродяга и страдалица — проститутка. Само собой понятно, что столь исключительное собрание людей выглядит абсолютно-фальшивой революционеру не остается никакого другого выхода, как умереть на их руках.
Почему все это произошло? Потому что и для сценариста и для постановщика так называемая сильно-драматическая интрига — это не ограниченное божество всякого фабульного построения — оказалась дороже реальных бытовых подробностей той эпохи, которую они взялись воспроизвести на полотне.
Ибо эти ретивые люди забыли, что нельзя фабулу брать с неба, с колокольни, с высокого дерева и нельзя наше историко-революционное прошлое искажать. И даже, если картина берет это прошлое в бытовом разрезе, не вторгаясь в биографии тех или иных политических деятелей, все равно в ней мелодраме и искажению не должно быть места.
А то получается курьезно. Мирное студенческое собрание, например, при первом появлении полиции (дело происходит в 1912—13 году) превращается в вооруженный лагерь и прочее. Еще нелепее, что осужденный революционер отбывает каторгу с уголовными.
Подобные случаи, правда, бывали, в виду особой жестокости самодержавия к некоторым революционерам, но вокруг них обычно начиналась такая стойкая и неуклонная борьба всех заключенных, что не дать отзвуков такой борьбы в картине—непростительно.
Затем неправдоподобно, что репетитор младшего брата революционера приходит в дом губернатора «по рекомендации университетского начальства». Это грубая натяжка. Как бы ни было плохо это начальство, но оно, конечно, не брало на себя труда рекомендовать репетиторов в частные дома.
Впрочем, что же еще можно было ждать при столь исключительном драматургическом сплаве, как каторга и губернатор, революционер и проститутка, бомбы и шампанское! Естественно, что историко-бытовая (по замыслу) лента такой нагрузки не выдержала и распалась на несколько необязательных эпизодов. /"Советское кино", №2-3, 1928 год.