«... финала с ослепительно-синим океаном.
Этот финал, где Энди и Рэд встречаются на пляже в Зихуатанехо, был добавлен по настоянию Глотцер.
Его нет ни у Кинга, ни в сценарии Дарабонта.
Режиссёр считал такую концовку слишком сентиментальной и согласился снять сцену с условием,
что сможет её вырезать, но после первых тестовых просмотров уступил общему мнению»
Финальная сцена - совершенно искажает идею фильма. Не зря ни у писателя, ни в сценарии её нет.
Ред прекрасно понимал, что он убийца, ещё замышляя своё чёрное дело.
А вот мысль о том, что за это придется платить душевными муками, ему и в голову не приходила.
Только с появлением Энди она встала перед ним во всей своей ясности.
Но Дюфрей смог не только пробудить муки совести, он ещё и подарил надежду,
надежду на то, что искупление вины для Реда всё-таки возможно.
Если бы он умер в тюрьме, думаю, этим он искупил бы вину, не берусь судить, насколько полно.
Но его выпустили!
Государство сочло, что этого достаточно. Но его совесть с этим не согласилась.
Поэтому его и тянуло обратно, хотя бы остаток его жизни приобретал какой-то смысл.
Но Энди указал возможность, пока только надежду на искупление вины.
«
Я надеюсь» - последние слова в фильме.
Вот - настоящий финал!
Он даже не может произнести вслух то, о чём не мог и мечтать.
Загар на берегу тёплого океана, катание на яхтах как-то не вяжутся с искуплением(((
[Спойлер >>]
«Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и спит, но когда приходит полная луна, как видите, его терзает бессонница. Она мучает не только его, но и его верного сторожа, собаку. Если верно,
что трусость - самый тяжкий порок, то, пожалуй, собака в нём не виновата. Единственно, чего боялся храбрый пес, это грозы. Ну что ж, тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит...
Мастер как будто бы этого ждал уже, пока стоял неподвижно и смотрел на сидящего прокуратора.
Он сложил руки рупором и крикнул так, что эхо запрыгало по безлюдным и безлесым горам:
- Свободен! Свободен! Он ждёт тебя!
Человек в белом плаще с кровавым подбоем поднялся с кресла и что-то прокричал хриплым, сорванным голосом. Нельзя было разобрать, плачет ли он или смеётся, и что он кричит.
Видно было только, что вслед за своим верным стражем по лунной дороге стремительно побежал и он»