Римма Несмелова

Заслуженная артистка России Римма Валентиновна Несмелова встретила меня сердечно и приветливо. Ворох старых фотографий на столе, подробный, обстоятельный рассказ о своей семье, об уютном и зеленом Воронеже, о страшных военных годах и о долгой-долгой жизни на воронежской сцене, вмещающей почти 50 лет. Но не просто рассказ, а как бы разыгранные миниатюры на темы своей жизни. И все с той редкостной органичностью, простотой и естественностью, которые были присущи ее сценическим созданиям.

Так мастерски она это проделала, что мне казалось, это я, трехлетняя, плачу на просмотре первого в жизни спектакля, поставленного отцом, инженером-путейцем в большом пакгаузе железнодорожного депо. Это я читаю перед комиссией воронежского театрального училища, навстречу внимательным глазам Веры Георгиевны Рощиной басню Крылова «Ворона и лисица», и вся комиссия сползает со стульев от хохота. Худенькая, с выступающими ключицами, открытыми декольте бального платья, стою шестой княжной в первом в жизни спектакле «Горе от ума» в летнем театре Первомайского сада, а спектакль прерывается немецкими бомбежками.

Это я, в свете спускаемых на маленьких парашютиках сигнальных ракет, пытаюсь взять воду из речки, полной черных разлагающихся трупов. Это меня немцы вталкивают в вагон для скота без крыши и везут куда-то в южном направлении. Собираю колоски и жую зерно, одновременно проворно скручиваю снопы, затем распариваю в печке свеклу (неслыханное лакомство!) – больше есть было нечего. Чувство голода постоянно, оно вытесняет страх смерти. Вот я скачу на коне, хлопая по его крупу босыми пятками, а сама уже в марлевой кофточке и юбке из мешковины, покрашенной чернилами в фиолетовый цвет. Вот в городе Станиславе (ныне Ивано-Франковск) играю абузовскую Таню перед комиссией западно-украинских националистов: если произнесу хоть одно русское слово, меня вышвырнут из театра. И не забыть, что на западно-украинском наречии не «гарна дивчина», а «файна дивка».

- Людочек, - возвращает меня к действительности ласковый голос Риммы Валентиновны, - ты ж спрашивай, а то я тебе тут наговорю…

Да, я для нее Людочек, дочка Вовочки Куксенко, театрального собрата, с которым вместе она тушила зажигалки на крышах. Она помнит меня маленькой, рассказывает какие-то забавные истории, простодушно радуется, что я теперь «такая большая умница», что даже в газетах пишу.

- В драму-то меня не сразу взяли, может, из-за того, что в оккупации была, сначала в кукольном работала, тогда куклы простенькие были, на пальцах, я легко научилась. Все главные роли играла, здания своего не было, все больше по колхозам ездили. Ну а уж в 49-м Кольцовский театр начал «Анну Каренину» репетировать, а актрисы на роль Сережи-то и нет. Вот меня и пригласили…

В большой, богатой талантами труппе Воронежского облдрамтеатра, как он тогда назывался, Римма Несмелова не затерялась. У нее было редкое амплуа: травести. И все мальчишки и девчонки в пьесах были ее. Играла она их чуть ли не до сорока лет.

Одна из подобных ее героинь прочно врезалась в мою детскую память: Хеся в спектакле «Мораль пани Дульской» по пьесе польской писательницы Габриэлы Запольской. Далекий от «магистральной» темы советского искусства – темы рабочего класса и крестьянства – спектакль этот, мне, тринадцатилетней девчонке, стал интересен темой семейных взаимоотношений. В мещанской семье Дульских назревал скандал: сын главы семейства Збышек (которого играл обожаемый мною в те годы Владимир Салопов, стройный, обаятельный красавец) соблазнил горничную Ганку.

Она ждет ребенка, соседи уже сплетничают, необходимо быстрее от нее избавиться и женить Збышка на богатой наследнице. В спектакле сложился замечательный актерский ансамбль: пани Дульская – Вера Георгиевна Рощина с присущим ей реалистическим мастерством ярко рисовала образ махровой мещанки, но в то же время и любящей матери; Василий Флоринский – пан Дульский – весь спектакль был бессловесным, но очень мимически выразительным, а в конце, когда жена подступала к нему, чтобы он, глава семьи, сказал свое веское слово, он так громогласно посылал всех к черту, что зал взрывался аплодисментами. Салопов не играл закоренелого негодяя, а показывал деградацию своего героя постепенно, убедительно.

И в этом ансамбле Несмелова вела свою ноту. Сестра Збышека, гимназистка Хеся, очень интересуется всеми происходящими событиями. И чем больше от нее их скрывают, тем настойчивее она хочет все узнать. Она подслушивает, подсматривает, досадует, если это не удается (так и звучит ее интонация, когда она в ответ на вопрос брата, где Ганка, язвительно отвечает: «На скамеечке возле дома: ручки калачиком, а губки сердечком»). Очень выразительно проступают в ней черты матери, и перспектива роли становится ясна.

Есть счастливые артисты с такой поразительной органикой, что только своим пребыванием на сцене они уже приковывают внимание зрительного зала. К ним-то как раз и относится Римма Несмелова. Недаром она с комическим удивлением рассказывает, что нередко партнеры упрекали ее, что во время «их» сцены она перетягивает ее на себя. «Да я же спиной стою, цветы поливаю!» - «Нет, ты уже лучше попозже выйди!».

Как-то во время размолвки с режиссером Добротиным он на время перевел ее в массовку. И в какой-то колхозной пьесе она лежала на сцене на самом верху стога, и видно-то ее не было. Внизу шел диалог между бригадиром и рядовым колхозником. По всем законам системы Станиславского бессловесная участница массовки начала комментировать разговор столь выразительным кряканьем, что зрители вставали со своих мест, чтобы разглядеть, кто же это там еще принимает участие в беседе.

- И часто вас так режиссеры наказывали?

- Нет, у меня со всеми складывались хорошие отношения. Самый заветный, конечно, Фирс Ефимович Шишигин. Он попытался помочь мне расширить мой диапазон и дал мне такую роль, такую роль – Женьку Шульженко в «Фабричной девчонке» Александра Володина! Это, конечно, звездная роль. И что интересно – обычно Фирс Ефимович свои спектакли редко смотрел, а этот – каждый раз. И после моего монолога, ну, где я руку-то поднимаю в пионерском салюте, когда гимн играют, он всегда прибегал, обнимал меня и хвалил. Только спектакль недолго шел, тогдашний редактор Сафонов-то в «Огоньке» своем написал, что пьеса, мол, не советская, не может рабочий коллектив оставить девчонку наедине с бедой. И сняли спектакль. А меня после него уже на заслуженную подали...

Проясню ситуацию для непосвященных. «Фабричная девчонка», пьеса молодого тогда Александра Володина, первой пробилась на советскую сцену в период оттепели. В ней многое «сигнализировало» о неблагополучии в нашем тогдашнем обществе, и «столпы» драматургии обрушились на нее со всем неистовством защитников строя. Первым дал залп известный драмодел Анатолий Сафронов, чьи пьесы для настоящих режиссеров были синонимом бездарной лакировки действительности.

«Фабричная девчонка» могла бы стать поворотным пунктом в актерской биографии Риммы Несмеловой – уж очень она подходила для роли, ну как будто с нее списано! Получение звания отодвинулось на 10 лет. Ни к кому претензий у нее нет – так было в те годы со многими.

С амплуа травести она плавно перешла на инженю – лирическую героиню, а с годами – на комическую старуху. Естественно, особо колоритной она оказывалась в немногочисленных в те годы постановках А.Н.Островского, причем она не особенно заботилась об исторической достоверности, считая, что и во времена Островского, и в наши дни природа человека не слишком изменилась.

- Длинное платье наденешь – вот тебе и Островский, а старух таких и сейчас полно, - рассуждает Римма Валентиновна. – Галчиха только, пожалуй, выбивалась (пьеса «Без вины виноватые» - Л.Р.), роль-то прямо трагическая. Досталась она мне случайно, а я ее полюбила. И всегда в зале тишина, когда я произносила «Да жив, матушка, Гриша твой».

А я хорошо помню ее Квашню из спектакля Глеба Дроздова «На дне» по пьесе М.Горького – одного из лучших спектаклей конца 70-х. В паре с Бубновым – тоже под стать ей удивительно органичным артистом Юрием Платоновым – это торговка пельменями так страшно передавала бездуховность мещанства, была такой размашисто-яркой, что давление пошлости становилось почти нестерпимым.

- С Юрочкой Платоновым я еще играла «Дурочку» Лопе де Вега, - вспоминает Римма Валентиновна, - вот был спектакль – яркий, веселый, смешной – так зрителям нравился! 20 сезонов шел! - Режиссеры меня не обижали, я много играла. И когда Анатолий Васильевич Иванов пришел, он мне сразу Сваху дал в «Женитьбе». И сказал: «Вы, Римма Валентиновна, актриса от Бога». Даже в больнице, когда первый инфаркт со мной случился, он мне роль прислал в пьесе «Ретро». Чтоб, значит, утешить и намекнуть, что он меня ждет.

Но играть становилось все труднее, а случившийся вскоре второй инфаркт принес инвалидность и уход со сцены. Внимание и забота близких – дочки Гали, зятя Сережи и внука Арсюши – помогли перенести тяжелые дни.

Сейчас у Риммы Валентиновны хлопотно-радостное время. Сегодня у нее большой юбилей. Ей исполняется 80 – возраст, которым можно гордиться! Самый большой подарок, который делает ей воронежское отделение СТД и творческий центр «Антреприза» - это главная роль в спектакле «Дорогая Памела», репетиции которого начинаются в эти предъюбилейные дни.

Людмила Романова

16.11.2006