...Я стою у могилы, на которой фотография, фамилия, имя, отчество погребенного. Грустно! Очень грустно. На Слободском кладбище города вот уже 15 лет покоится прах замечательного яркого самородка — певца Большого академического театра Михаила Сергеевича Шкапцова.
Он родился 14 сентября 1934 года в Почепе на Слободе. Здесь прошло его голодное, холодное военное детство. Пережил ужасы оккупации, познал тяжкий недетский труд. В семь лет он видел, как на второй день после захвата фашистами города на вокзальной улице были повешены Дмитрий Атрощенко, Андрей Холобиев, Петр Лопатин. Не один раз память возвращала его к колонне узников лагеря с Поляны, которых немцы вели в район консервного завода, где расстреляли. Можно предположить, что именно в это время и сформировалось его доброе, отзывчивое, всегда полное радости сердце. В детские годы отчетливо проявилась природная склонность его к пению. Пел с обостренным чувством и нежным отношением к тексту. Он становится неуступчивым в спорах. Эта черта характера сохранится на многие годы и не всегда будет действовать в его интересах. До последних дней он с друзьями будет нежно-заботливым и резким с теми, кого не любил.
После освобождения Почепа от немецко-фашисткой оккупации Миша принимал непосредственное участие в восстановлении города из руин. Девятилетний пацан запомнил город, каким он был в сентябре 1943 года. Грязный, пыльный, безлюдный, полуразрушенный, он производил удручающее впечатление. Дымились развалины взорванных зданий, а некоторые улицы из-за груд кирпича, щебня, обгорелых бревен были непроходимыми. Почепчанам предстояла трудная работа по возрождению города.
Михаил продолжил учебу в средней школе. Однажды после уроков друзья, зная о том, что Шкапцов любит петь, привели его на занятие хорового кружка. На занятии он испытал несказанную радость и убедился в том, что он обязан петь.
В железнодорожном училище г. Унечи, в которое парень поступил после окончания семи классов, он услышал первые в его жизни аплодисменты и увидел счастливые возбужденные лица зрителей. Он понял, что пение — его призвание, его судьба. По окончании училища Михаила Шкапцова по распределению направили в Москву работать слесарем в вагонном депо. Он снова в гуще самодеятельности: поет, играет в спектаклях. Гуляя в свободное от работы время по Москве, он все чаще и чаще останавливался возле училища имени Гнесиных. Однажды, преодолев страх, зашел в училище. Там проводился отборочный тур перед приемными экзаменами. Растерялся и ушел, но с полдороги вернулся. Спел перед комиссией и был допущен к экзаменам. На последних курсах Михаила пригласили петь в Большой хор Всесоюзного радио, потом — в хор имени Пятницкого. После окончания училища он поступает в институт имени Гнесиных, специализируется на оперных партиях. В 1966 году ему предлагают работу в Большом академическом театре в оперной группе. Более 40 оперных партий исполнил М.С. Шкапцов на сцене Большого театра.
Он пел арии Руслана и Фарлама — в «Руслане и Людмиле» Глинки. Варлама — в «Борисе Годунове» и Ивана Хованского — в «Хованщине» Мусоргского, Болконского — в «Войне и мире» Прокофьева, Дуда — в «Садко» Римского-Корсакова, Скулу — в «Князе Игоре» Бородина, Зарецкого — в «Евгении Онегине» Чайковского и многих других.
Его голос поражал красотой зрителей театра Ла Скала в Италии, на бис встречал Париж, Лондон и другие города Европы, Америки, Азии. Оперные арии в исполнении М.С. Шкапцова не только виртуозно исполнялись, но и содержали четкое актерское историко-литературоведческие толкования и версии, что, естественно, придавало сценическому действию особый колорит и высокое звучание. Михаил Сергеевич всегда ярко выстреливал свои оперные партии, хотя, по мнению музыкальных критиков, и не принадлежал «достоянию» массовой аудитории, но был в прицеле любителей русской оперы. Его творчество — прямое продолжение школы русского баса, но вел он всегда свою индивидуальную партию. Об этом говорила поразительная достоверность атмосферы времени, в котором жили его сценические герои. Певец демонстрировал невероятную голосовую прозрачность происходящего на сцене, но с другой стороны — отражал полнейшую подлинность, соответствовавшую тому времени.
Оперные арии Дуда, Скулы, Ивана Хованского и другие он превратил в философские притчи, в документ далекой русской истории. Тональностью и тембром голоса М.С. Шкапцов великолепно передавал внутреннюю потерянность Скулы в опере «Князь Игорь», вынужденного выживать в обстоятельствах, сложившихся в походе. Зритель в реальности видел трагедию потерь и невозможность обретения победы. Голос М.С. Шкапцова — это нечто глубинное, обширное, значимое. Он своим пением создал искусство предельно возвышенное, насколько это возможно в опере. Я бы отметил, что такое пение, создание актером образа — есть следование Русской идее, стремление певца не только увидеть далекое прошлое, но и завтрашний день России.
Значительно и интересно М.С. Шкапцов снимается в фильме-опере «Хованщина», где древнерусский колорит действия смещается в сторону внутреннего миросозерцания. Роль исполняется происходящими действиями, увиденными в себе, а не вне себя, ведется рассказ пением о своем отношении к происходящей действительности. Лаконичность, неподражаемый голос отыскивают в действиях героя вечные явления бытия — в этом весь пафос, зрелость творчества замечательного Почепского певца.
Великолепная актерская работа — стержень фильма-оперы, на которую, как на рождественскую елку, навешаны виньетки других ролей, превращает постановку в энергетический сгусток, присяга советской кинематографической школе.
При всем трагизме, происходящем в фильме-опере «Хованщина», — это очень ясная, прозрачная постановка, практически лишенная сложных образов, где ярко, обнаженно пылает болью сердце М.С. Шкапцова, которое поет о глубоком значении в жизни чести, воли, и что все это было в жизни правдою.
Певец, актер в роли Ивана Хованского описывает жизнь России — своей страны, которую любит, понимает, в которую верит. Он говорит о том, что русский человек рано или поздно начинает осознавать себя в жизни, в нем пробуждается вечный зов, который тревожит его и спрашивает: «Ради чего живешь?». Зритель в Иване Хованском видит, что патриотизм рождается из ощущений своей собственной жизни, своей страны, что история страны должна вызывать гордость за родину.
Неоднократно Михаил Сергеевич Шкапцов выступал в городе и районе в рамках шефских концертов с композитором, заслуженным деятелем искусств РСФСР Е.Н. Птичкиным. Мне посчастливилось присутствовать на концерте в в Летнем театре городского парка. Концерт своей свежестью, артистизмом потряс почепчан.
Русскую песню, романс, оперные арии певец рисовал объемом своего голоса , от которого захватывало дух. Зрители переживали вместе с исполнителем и страдание, и муки, и радость, и счастье. Своим пением М.С. Шкапцов просветлял удивительные достоинства русского человека, его ироническое отношение к невзгодам. Концерт имел такой успех, что многие почепчане и сегодня вспоминают с искренней теплотой тот незабываемый вечер в Нижнем саду. При разговоре подчеркивают харизматичность, пульсирующую энергию и темперамент артиста, теплоту красок, яркость энергетики голоса. Певец создал почти физическое ощущение взрывающихся эмоций и тончайшего душевного волнения, что не каждому исполнителю дано.
Уважение труппы к М.С. Шкапцову было отнюдь не мнимое, что ни на есть подлинное. Оно достигалось огромным талантом и неимоверным трудом. Провинциал, самородок, не сумевший найти крепкой поддержки среди московской элиты, но которому многие завидовали, — естественно, не мог (да просто и не дали ему) раскрыться во всю силу своего таланта. Он, до боли сердечной любивший Брянщину, всем своим творчеством достойно её представлял. Бездарности ничего не смогли предъявить в опере, но постарались не дать возможности спеть то, что хотел М.С. Шкапцов.
Он рано ушел из жизни. Многого не успел в творчестве сделать, но даже то, что он сделал в опере ещё долго будет служить примером молодым певцам, которые изучают его оперные партии.
Не все в творчестве Шкапцова равноценно и сопоставимо, но даже неудачи его не сравнить с тем, как прокалываются обычные люди. Они, как правило, сжимают в своих трясущихся пальцах синицу. Он же твердо держал журавля. И если внимательно вглядеться в М.С. Шкапцова, то ясно видишь, что в нем самом было что-то от журавля — худощавого, подтянутого, благородного. Я думаю, без этого человека почепская культура утратила бы многие краски. В нем ее наполнение, в нем ее смысл.