В МОСКВЕ на 74-м году жизни умер Борис Александрович Львов-Анохин. Режиссер, театральный и балетный критик, художественный руководитель Нового драматического театра. Десять лет назад он стал одним из тысячников - из тех, кто дал свою "кровную" тысячу рублей на издание "Независимой газеты".
Когда говорят, что тот или иной прожил трагическую судьбу, редко вдумываются, что это может значить. В случае Львова-Анохина эти слова приобретают реальный и по-настоящему трагический смысл. Блестящее начало. Работа в Театре Советской Армии. В интервью, которое вышло несколько лет назад в газете "Дом актера", он сказал: "Может быть, самый счастливый период в моей театральной жизни - это 13 лет в Центральном театре Советской Армии. Встреча с Алексеем Поповым, который сначала посадил меня рядом с собой за режиссерский столик в качестве ассистента, а потом доверил самостоятельный спектакль".
В начале 60-х, когда крах оттепели был уже близок, ему предложили вдруг возглавить Театр имени Станиславского. Это было счастье для него и для театра, где он поставил "Материнское поле" Айтматова с Любовью Добржанской, "Антигону" Ануя с Елизаветой Никищихиной и Евгением Леоновым. "Палубу" и "Энциклопедистов" Зорина... Что-то уже не дозволялось: например, Львов-Анохин хотел поставить "Седьмой подвиг Геракла" Рощина, а пьесу взяли и запретили...
Потом был трагический перерыв в 10 лет, когда Львов-Анохин почти ничего не ставил. Была, правда, передача на телевидении, писались статьи и книги - об Улановой, Бучме, Алле Шелест, Сергее Корене. Борис Александрович был равно уважаем в среде режиссеров и в среде тех, кто пишет о балете и о драматическом театре. Те и другие уважали его образованный взгляд, глубоко интеллигентную позицию. Он умел дружить с актерами - во время работы, что обычно, но и сохранять эту дружбу потом. Его любили, ценили Добржанская, Гоголева, Урусова, Фетисова, Нифонтова, Панкова, Ликсо, Вилькина, Бочкарев (приходится обрывать список, который, кажется, останется все равно неполным)...
Может быть, поэтому его юбилей в 96-м отмечали два вечера подряд - "капустником" в Доме актера и балетным дивертисментом в Театре имени Пушкина, куда пришли Игорь Моисеев, Владимир Васильев, Михаил Лавровский, Ольга Лепешинская, а поздравления прислали и Галина Уланова, и Алла Шелест.
Перерыв закончился, когда Львова-Анохина пригласили в Малый театр. Там он поставил "Мамуре", потом - "Холопов".
В июле 89-го он возглавил Новый драматический театр. Далеко от центра, на улице Проходчиков, его спектакли собирали полные залы. Несколько раз в году он выезжал "на гастроли" куда-нибудь в центр Москвы, чтобы ленивая столичная критика отметилась на его премьерах. Он так и не дождался своего здания, которого долго добивался и которого, смешно говорить об этом, заслужил десятилетиями работы, прошлыми и нынешними спектаклями.
"Если и было счастье, - говорил Борис Александрович в уже упомянутом интервью, - то только в театре, от театра. У меня были не минуты, не дни, а счастливые годы в театре. Даже театральные муки, сомнения, страхи - все равно отделение от земли, от будней, от будничной чепухи... Именно потому, что я так сильно люблю театр, я так же сильно не люблю все, что около театра, - театральные тусовки, возню и хлопоты по поводу наград и премий, глупые интервью, политические игры во имя карьеры, заискивание перед властью. Многие находят в этом счастье... Театр манит, обольщает сценой, призрачными соблазнами, но только избежав их, можно обрести в нем подлинное счастье". Эти слова хочется запомнить, как и те многие разговоры с ним, таким внимательным к чужим удачам, что в театре, как известно, редкость.
Вадим Гаевский:
Львов-Анохин учился в ленинградском Театральном, но был человеком университетским по природе — грамотным, внимательным, литературным. В послевоенном Ленинграде он пристрастился к балету — тогда туда наезжала Уланова, танцевала Шелест. Потом в Москве к ним прибавился Владимир Васильев — это были его главные персонажи. Но основная жизнь Львова-Анохина протекала в театре, балет остался любимым хобби.
Он был великим мастером актерских портретов. В режиссуру он вносил наблюдения балетного критика, в балетную критику — опыт режиссера. Форма спектаклей его не интересовала, отсчет шел от личности актера. Актеров Львов-Анохин любил и страшно огорчался, когда они попадали в руки бездарных режиссеров. Актерская братия ценила его неравнодушие: в руках Львова-Анохина актеры просто расцветали. Старухи оживали, таланты проявлялись, пьяницы переставали пить. Ставил он много, и каждый его спектакль — актерская сенсация. В Малом был совершенно блистательный "Фома Гордеев". Там же — успешная "Мамуре", в которой он буквально воскресил Гоголеву. В Театре Станиславского была великолепная "Антигона", первая в СССР настоящая постановка Ануя: в ней Львов-Анохин открыл Москве Евгения Леонова и поразительную Елизавету Никищихину. В Театре Советской армии он первый поставил Володина — "Фабричную девчонку" и замечательно — "Средство Макрополуса". Именно Львов-Анохин вернул театру уникальную старуху Урусову, возродив ее после тюрьмы и ссылки. Он был очень хороший педагог. Начинал ставить вместе с Эфросом, но не попал в лидеры — всегда был первым среди вторых. Переживал это страшно, но тайно. Потому очень гордился наградами и другими внешними знаками признания.
Одно время Львов-Анохин был абсолютным монополистом в балетной критике — долго и бессменно вел первую на ТВ передачу о балете, делал документальные фильмы о балетных конкурсах. Он — свидетель и певец нашего балетного послевоенного возрождения. Написал огромное количество и книг, и статей, но совершенно над ними не работал — сдавал редакторам и позволял им делать, что угодно. Он был большой мастер банальностей, писал длинно, красиво, грамотно. В общем-то он знал себе цену как критику, поэтому совершенно не задавался. И когда пришли те, кто писал лучше его, спокойно освободил им дорогу. У него в запасе была режиссура.
Человеком он был очень терпимым, с мягким юмором и безобидной иронией. Непартийный по своей природе, он ничего плохого в своей жизни не сделал — редкость для человека, который обслуживал балет и театр в течение полувека. Был осторожным: "Мы против властей не бунтуем". Но поскольку не терпел хамства — и актерского, и жизненного — конфликтов не избежал. Главным режиссером служил дважды: когда-то в Театре Станиславского и до кончины в Новом драматическом. Обычно его выживали, и он безропотно уходил — был слишком интеллигентен.
В своем Новом театре Львов-Анохин ставил изящные, совершенно несовременные спектакли. Хорошая литература, профессионально поставленное движение. Выходили эстетские вещицы, их постановщик был верен своим юношеским увлечениям: Таиров, Коонен, Бабанова, серебряный век советского театра, золотой век советского балета.
http://www.kommersant.ru