Открытие неведомых шедевров

В течение октября месяца 1989 года года в киноаудитории крупнейшего после Лувра французского художественного хранилища — Музея д'Орсэ проходила ретроспектива русского дореволюционного кино на фестивале немого кино в Порденоне. Это был фактически первый за всю историю «седьмого искусства» показ фильмов нашего отечественного кинематографа 1908—1918, проведенный с таким размахом, на столь высоком престижном уровне и с громким откликом: сеансы — сплошные аншлаги, очереди у кассы и у входа (билет стоит 18 франков), обширная пресса. Около 50 фильмов, о большинстве из которых французы не знали даже и понаслышке, были восприняты как «явление», «сенсация», «открытие незнакомого киноматерика», о чем на разные лады повторяли газеты. Сразу замечу, что и для нас, советских зрителей, в том числе профессионалов-кинематографистов, такая панорама, будь она показана у нас дома, тоже засверкала бы новизной и сюрпризами. Но увы! Ни в Москве, ни где-либо в России ничего сходного — вот так, разом, в единстве! — не показали. Вот в итальянском городке Порденоне — там на очередных Днях немого кино — там показывали. На родине же «неведомых шедевров» (это тоже из прессы) — нет.

В уютном кинозале с мягкими креслами — рулады пианино, мелодии небольшого оркестра. Так сопровождалось во времена «Великого Немого» экранное действо. Играли музыканты Русской консерватории имени С. Рахманинова, Русского музыкального общества Франции. А фильму Петра Чардынина «Молчи, грусть, молчи» вторили два живых голоса певцов тут же, перед экраном. Сопрано тоненько выводит строки подлинного романса 1910-х, положенного в название фильма. У тенора — «Хризантемы», «Ямщик, не гони лошадей» — без всякого эстрадного надрыва, печально и серьезно. Возникает контрапункт звука и изображения, зал словно бы полнится воздухом и настроением эпохи. В публике затаенная тишина, то, что называется, «переживают». И не только старики и старушки, которые помнят или знают по рассказам ту Россию, которая плывет сейчас на экране, но молодые французы, наверное, из расположенного поблизости университетского Латинского квартала.

Программа парижского фестиваля была разнообразна, построена так, чтобы предреволюционное кино открывалось во многих ракурсах. Экран и литература: комплекс фильмов, связанных с гигантской фигурой Льва Толстого, бесценные хроникальные съемки последнего года жизни писателя, фильмы «Отец Сергий» Протазанова и «Поликушка» Санина с великими артистами Иваном Мозжухиным и Иваном Москвиным в заглавных ролях — признанные классические образцы ранней киноинтерпретации прозы. Исторические картины («Трехсотлетие царствования дома Романовых», «Княжна Тараканова»). Хитроумная и не разгаданная до сих пор в ее секретах мультипликация Владислава Старевича, где в сценках, забавных и печальных, действуют наделенные человеческими страстями жуки, стрекозы, кузнечики и прочие инсекты.

По признанию французской прессы, марка «сделано в России» оказалась знаком художественного вкуса, профессиональной освоенности выразительных средств новорожденного (кинематографу едва лишь 20 лет!) искусства: движущегося изображения, монтажа, композиции кадра, специфики актерской игры перед безжалостной камерой, требующей особой точности. Не только хорошо известный французам король русского экрана Иван Мозжухин (его лицо на афишах и программах стало буквально эмблемой фестиваля), но и Витольд Полонский, Вера Орлова, Вера Каралли и другие исполнители явили собой целую «систему звезд», а наша Вера Холодная в трех фильмах, показанных в Музее д'Орсэ («Дети века», «Жизнь за жизнь», «Молчи, грусть, молчи»), поистине очаровала зал своей красотой, нежностью, благородной сдержанностью чувств.

Целых четыре фестивальных дня были отданы Евгению Бауэру для демонстрации его фильмов: «За счастьем», «Жизнь за жизнь», «Дети века», «Умирающий лебедь», «Нелли Раинцева», «Немые свидетели». Всего Евгений Францевич Бауэр за пять лет своей работы в кино (1913— 1917) успел снять около 80 фильмов, многие из которых сохранились, Божьей милостью кинематографист — до мозга костей, новатор, первооткрыватель, труженик...
«Впервые в этом году Госфильмофонд, киноархив Советского Союза, открыл свои врата иностранному взору» подняв занавес, скрывавший часть мирового кино... В Москве группа молодых исследователей из Госфильмофонда и Музея кино предприняла под руководством Наума Клеймана и Юрия Цивьяна реставрацию «русского фонда », реабилитировав тем самым продукцию, объявленную после революции «декадентской»...— читаем в каталоге, который был выпущен к фестивалю.

Вот это да! Фразы переходили из издания в издание, по модели выпуска в свет «закрытых», «полочных» фильмов: вроде бы так же» как конфликтная комиссия Союза кинематографистов в наши дни гласности сумела снять запрет с «Истории Аси Клячиной» или «Комиссара», так и у русского кино нашлись, наконец, защитники. «Кто разрешил демонстрировать Бауэра? — - то и дело спрашивали у нас, членов советской делегации» у представителей Госфильмофонда СССР» присутствовавших на коллоквиуме. Видимо, хотелось ответа такого: «Сталин запретил, Горбачев разрешил, а «перестроечная команда» подхватила», — или чего-нибудь в том же духе. Что поделаешь, так мы выглядели в глазах всего света!