«Кислород» Ивана Вырыпаева

В отфотошопленно-летний день Санек из Серпухова увидал рыжеволосую Сашу из Большого Города, что сидела около памятника известному писателю и курила траву. Тогда он внезапно понял, что она и есть кислород, а его темноволосая, не очень красивая жена – не есть кислород, поэтому Санек взял лопату и изрубил жену на куски. Все из-за того, что когда бог сказал «Не убий» он не слышал, потому что был в плеере и танцевал. Саша из Большого Города грешила иным образом – она клялась небом, когда ее целовал на улице какой-то парень из провинции, и клялась землей, на которую ее рвало от водки с пельменями.

С одной стороны, все предельно просто. Экранизировать программное произведение «новой драмы», к тому же собственного сочинения Вырыпаеву понадобилась примерно затем же, зачем пару лет назад австриец Ханеке покадрово переснял свои «Забавные игры»: материал добротный, актуальный, а, жалко, мало, кто видел – театр «Практика», где неизменно с аншлагами шла вырыпаевская пьеса, вмещает человек пятьдесят. Обидно только, что в пресловутой актуальности отечественный обличитель нравов заметно проигрывает – критический анализ событий 11 сентября, допустим, воспринимается под конец десятилетия как повторение пройденного. Вдвойне обидно за текст, претендовавший на звание манифеста потерянного поколения.

С другой стороны, все гораздо интереснее. В исходном материале одна из заповедей комментировалась следующим образом: «Когда ударили тебя по правой щеке, не подставляй левую, а сделай так, чтобы тебя ударили и по левой». Реплика эта почему-то не вошла в фильм, но она наиболее точно характеризует метод Вырыпаева. Все то, за что плевались на «Эйфорию» – унылый формализм, приторная правдивость, манерность, граничащая с пошлостью – здесь выделили красным маркером, поставили восклицательный знак на полях, а для тех, кто проморгал, перемотали и прокрутили еще раз – вот вам, критики ср.ные, кушайте. Поразительно, как на глазах пьеса, всячески подчеркивающая свою «двадцатьпервовековость», зарывается поглубже в девяностые – некоторые кадры очень органично смотрелись бы, например, в клипах Алены Свиридовой.

Но неуемная энергия (энергетика?) Вырыпаева, в пространстве экрана неизбежно сублимирующаяся в визуальную порнографию, на этот раз нашла разумное применение. Драматург больше не играет в кино (в титрах вместо привычного «фильм…» значится «текст Ивана Вырыпаева»), он честно дает понять, что ему нужен, в первую очередь, не широкий экран, а вместительный кинозал. Вырыпаев обескураживает критиков, вытравив из текста мат (а вместе с ним, правда, несколько интересных мыслей), все-таки осознав, что на показатели детектора лжи он не сильно влияет. Наконец, в повествовании «о главном», совершается кубриковский прыжок от античных схем до ультрасовременного клипового монтажа, ибо только так, по мнению автора, мы теперь в состоянии полноценно воспринимать информацию. После (да и во время) клипа, длящегося 75 минут острая кислородная недостаточность ощущается уже на физиологическом уровне. Если Вырыпаев сознательно добивался такого эффекта, то он – безусловно, гений, и ему срочно надо экранизировать пьесу «Июль», вот уж тогда точно получится самый страшный фильм в истории.

Нареченный в трейлере «фильмом-скандалом» «Кислород», на первый взгляд, действительно кажется довольно смелым высказыванием. На самом деле, амбиций-то поубавилось, сверхзадачи оставлены, планка культурного пророка деградировала до ярлыка модного режиссера. Вырыпаев смел, но только чего ему бояться? Он свято (и не безосновательно) верит, что его текст о главном и относительно этого главного – он чист. Вырыпаев-автор не нарушил ни одной заповеди – он не убил зрителя, просто час с небольшим продержал его под водой, он не сотворил себе кумира, избежав тем самым и нежелательных сравнений с хрестоматийной киноклассикой, соблюдение заповеди «Чти субботний день», видимо, иллюстрирует финал фильма, который явно снимали в отсутствие режиссера. Авторская позиция сходная с позицией вышеупомянутого режиссера Ханеке. Еще одна иллюстрация того, как недалеко от пророка до патологоанатома в белых перчатках, который одной рукой осеняет хладный труп крестным знамением, другой – с удовольствием выдергивает из него кишки.