Тамара Алёшина

Все, что остается от актера, — это память. От художника — картины, от писателя или драматурга — сочинения, а от актера — только память, одна из самых ценных вещей. Поколение, которое сейчас уходит от нас (а оно уходит, и с этим ничего не поделаешь — такова жизнь), — это действительно были великие актеры. А нам, моему поколению, судьба подарила счастье работать, служить в Александринском театре рядом с ними. Николай Симонов, Юрий Толубеев, Николай Черкасов, Константин Скоробогатов, Александр Борисов… я могу еще продолжать. Сейчас понимаешь, что это действительно были гении. И рядом с ними были женщины — приятные, необыкновенные. Разные, но все прекрасные, не похожие друг на друга (очевидно, Л. С. Вивьен так подбирал труппу). Каждая женщина-актриса занимала свое пространство, свою нишу — так в храме каждая икона висит на своем месте. Это были Мадонны. «Чистейшей прелести чистейший образец… » И о каждой из них можно слагать поэмы, стихи. Тамара Ивановна Алешина была в плеяде этих женщин.

Я помню, как однажды шла после спектакля и вдруг возле служебного входа увидела Тамару Ивановну с охапкой роз, именно охапкой, а не букетом, розы не помещались в руках. И это был не единственный случай. Зрительская любовь, благодарность сопровождали ее всю жизнь. Заслуженная награда за то удовольствие, которое получали от ее игры.

Когда-то Блок писал о Комиссаржевской: «Отчего при жизни человека мы всегда так смутно и так бледно помним о нем, не умеем достаточно ценить его даже тогда, когда его бытие так бесконечно ценно… » Это относится и к Тамаре Ивановне. Можно было бы, конечно, уделять ей больше внимания. Актер такая натура, что требует этого. Тем более, что Тамара Ивановна была женщина необычайно красивая, ее красота приковывала внимание любого человека, который встречался с ней. Когда на сцене нет женщины, нет «пола», это нехорошо. Когда такие великие актеры-личности на сцене, а их герои ведут борьбу за любовь женщины, ее страсть, ее красоту, то ведь и женщина должна иметь это все, соответствовать, чтобы зрители поверили.

Все героини Тамары Ивановны были воплощением свободы, воли, необузданной любви. И в то же время в ней была необыкновенная ирония, какая-то тайна. Если одаренная актриса, да еще умна, да еще красива — вот весь нужный комплект, в результате получается женское очарование. Тамара Ивановна Алешина — это было женское очарование.

Мне посчастливилось — все годы она ко мне очень внимательно относилась. И я всегда это ценила, хотя «держала дистанцию» — не могла быть с ней на «ты», безусловно. Мы очень часто общались по телефону, помню последние ее звонки, перед самой кончиной. У каждого человека существует какой-то момент одиночества, у художника тем более. Тамара Ивановна последние месяцы своей жизни немножко прихворнула и не могла выходить, смотреть спектакли. Обычно она мне звонила и спрашивала, что я видела, мы обменивались впечатлениями. В чем-то сходились, в чем-то расходились, но это нас не расстраивало, не огорчало, напротив… Она была умная женщина и удивительный оптимист. Никогда я от нее не слышала каких-то мрачных, осуждающих слов. Она всегда находила в ком-то или в чем-то хорошее.

В ней всегда был свет, ясность. В то же время была твердость. Безусловно, если ей что-то не нравилось, она могла отрицать, могла что-то не любить, быть категоричной. О ней можно очень много говорить. Это была личность. Личность, достойная уважения… .

Она была очень внимательна к людям. Иногда мне звонила и говорила: «Вот у вас завтра такая-то дата. Но я не буду вам завтра звонить, потому что вам, наверное, будет тяжело. Знайте, что я с вами». Это было очень дорого…

Тамара Ивановна служила театру как могла, не щадя себя, отдавая все.

Она все время говорила: «Я анализирую свою жизнь и понимаю, какая я счастливая. За что меня Господь Бог одарил таким счастьем? Я работала в этом театре… » Она без конца объяснялась в любви своему театру. Тамара Ивановна ведь никогда не уходила из Александринки, до самых последних дней, минут жизни. Этим она была горда и счастлива. За это благодарна судьбе.

Я помню, как мы провожали ее в последний путь: сидели в машине, там был ее сын Андрей Юрьевич Толубеев. Когда проезжали мимо БДТ, Андрей Юрьевич вдруг вышел из машины и положил две красные, даже не красные, а почти черные розы у входа в БДТ, а потом мы подъехали к нашему театру, к Александринке, он опять вышел и положил к служебному входу две розы. Это был какой-то знак. Очень эмоционально, по-алешински. Тогда подумалось, что это так естественно для Тамары Ивановны. Потом мне сказали, что это была ее просьба…

Галина КАРЕЛИНА