Александр Хотченков

Вот уже более двадцати двух лет выходит на сцену Центрального детского театра заслуженный артист РСФСР Александр Яковлевич Хотченков. Путь его — от студенческих «массовок» до нынешнего зрелого мастерства — удивительно насыщен и разнообразен. Здесь и героика: Павка Корчагин по Н. Островскому и Швандя в «Любови Яровой», Федор из «Барабанщицы» А. Салынского и Тюленин из «Молодой гвардии»; и сказка: скажем, роль... четырех близнецов в пьесе болгарского драматурга Панчо Панаева. Играет он в пьесе Маяковского «Баня» и в «Отверженных» по В. Гюго.
— Александр Яковлевич, в последнее время в прессе появились рассуждения об эволюции театрального зрителя. Но это — применительно к «взрослым» театрам. А как в отношении юных поколений: можно ли здесь говорить о какой-нибудь интеллектуальной эволюции?

— Если учесть, что поколения юных зрителей сменяются примерно через каждые пять лет, на памяти моей — зрители четырех юных поколений.

...Я помню эпизод на спектакле, прошедшем лет двадцать назад: как раз, когда начинал работать в детском театре. В пьесе немецкого автора на кубинскую тему (называлась она «Ла Фаролла») действие начиналось с бомбёжки. Вот уже зал с нетерпением притих перед началом представления. Занавес открывается, я должен говорить свои первые слова. И вдруг... звонкий удар пятака, с силой -брошенного на сцену. Что это? «Артподготовка» должна была начаться позже. Я не сразу понял в чем дело. Лишь спустя несколько секунд можно было начать спектакль...

Страшное это дело — борьба со зрительным залом. Уж не думаешь об игре — не до этого! Меняешь смысловые акценты, лишь бы проскочить то место, где шумят. Даже представить теперь уже трудно, что когда-то в нашем театре были... дежурства на спектакле не занятых в нем артистов — что-то вроде самообороны. Свободен — побежишь, выведешь недисциплинированного зрителя... Целый арсенал средств, печально сопровождавших спектакль, хранился в педагогической части театра. Сюда неизменно входили рогатки, резинки, трубочки.

Сейчас всего этого нет, между зрителями и сценой давно уж достигнуто единство. Оно — в напряженной тишине, ради которой мы, собственно, и работаем, в возможности играть смысловые паузы.

Да, зрители изменились. Недавно я был на обсуждении нового спектакля по пьесе Ю. Щекочихина «Ловушка». И поразился тому, как мальчик лет тринадцати-четырнадцати очень по-взрослому, умно, проблемно ставил наболевшие вопросы. Разве тогда было бы такое возможно? И разве не говорят об эволюции детского восприятия спектаклей весьма любопытные рецензии, написанные учениками. Взять хотя бы эту (на тот же спектакль): «Театру приходится... уделять внимание общим тенденциям, а не определенным фактам. Ведь спектакль, например, о «люберах» шел бы при аншлагах спустя несколько месяцев после их появления, а через год зал с трудом заполнялся бы наполовину, но спектакль с глубоким анализом причин их появления или других общих тенденций вызывал бы интерес очень долго...» (Кравец, девятый класс).

— Но ведь эволюция юного зрителя проходила не сама по себе. Как же театр боролся да и борется сейчас за воспитание зрительской культуры?

— Театр, если спектакль настоящий, может действовать как гипноз, как сеанс психотерапевта. Только ведь при гипнозе успех зависит и от пациента: нужно, чтоб он сам желал исцеления, сам стремился к самопознанию, к поискам истины.

Мне кажется ушло время коллективных походов в театр, когда учителя «пригоняли» нередко целые классы. Класс ведь все-таки не единое целое: одни хотят посмотреть спектакль, другие — не очень, кому-то он нравится, кому-то — нет. А театр предполагает единство сцены и зала. Нарушить это единство необычайно легко.

Нет, мы не против прихода целого класса. Но если это только для «галочки», право, не нужен случайный зритель, а нужен — заинтересованный, тонкий, способный сопереживать, думать... В борьбе за такого зрителя уже который год наш театр сам реализует билеты, у нас есть штат своих уполномоченных. Мы не боимся, что «искусственный» отбор будет ударять по плану и даже сознательно идем на возможное уменьшение публики, но хотим, чтобы зал был заполнен лишь своими, желающими видеть этот спектакль, зрителями. Последний год показал нашу правоту: такой подход качественно улучшил взаимодействие сцены и зрителя! Не каждый театр сегодня отважится это сделать: проще ведь отдавать билеты в кассы...

То, что к нам стали приходить и взрослые, даже участвовать наряду с детьми в обсуждении спектаклей, значительно укрепляет взаимоотношение между родителями и детьми. А для нас это возможность выходить — более разносторонне, глубинно — на проблемы семьи...

— В какой степени вы удовлетворены процессами перестройки в театре?

— Трудный вопрос... Проблемы театра и страны сейчас общие. Их нельзя отделять друг от друга. В любом театре все — от уборщицы до главного режиссера — понимают: жить так, как живём, дальше нельзя. Устройство, система театра требуют коренного исправления. Как это исправить, готовых рецептов нет. Со всех трибун говорят: всё отдадим детству! Но часто останавливаются на уровне слов. Поэтому я считаю достойным поступком со стороны театральных деятелей — М. Ульянова, К. Лаврова, и других, в их числе и художественного руководителя нашего коллектива А. Бородина, и инициативу нашего коллектива в борьбе за повышение зарплаты работникам детских и кукольных театров. Это сейчас уже дает весьма ощутимые плоды.

Поддерживаю и столь нелегкий творческий поиск А. Бородина. «С детьми, говорит он,— нельзя разговаривать на детском уровне: с ними надо говорить, как со взрослыми». В работе над такими спектаклями, как «Баня» или «Про Иванушку-дурачка», над идущей по-прежнему при аншлагах «Ловушкой...», наконец, «Между небом и землёй...», весьма интересны точки соприкосновения между постановщиком и коллективом. Так, сложный в своей постановке спектакль «Крестики-нолики» Червинского долгое время не получался. Другой, что ли, подход к пьесе должен был быть. И был даже момент, когда казалось: работа зашла в тупик, и артисты стали «закисать». Бородин сумел принять трудное, быть может, не всем сразу понятное решение, а главное — настоял на своем. В конце концов, когда артисты вдруг поверили и в режиссера, и в себя, в один прекрасный момент все получилось!

Другой удачной премьерой считаю «Баню» — программный для нашего театра спектакль. В творческом отношении он тоже по-своему отражает перестройку. Вроде бы — пьеса старая, всем известная, но благодаря видению режиссеров Бородина и Некрасовой прозвучала она совсем по-новому. Мне трудно судить как участнику постановки (я там играю небольшую роль), но несколько моих приятелей были на спектакле и после сказали: «Надо привести сына (дочку). Потому что совсем по-другому воспринимаешь Маяковского».

Другие спрашивают: «А вы ничего не вставили в спектакль?» — «Все, как у автора...» — «Не может быть!» Значит, настолько режиссером найдены нешаблонные сценические ходы, что слова, сказанные в 1929 году, звучат очень свежо. И как только соприкасается одно с другим — текст пьесы и интересная режиссура, пьеса уже — не просто классика, а действенная, сегодняшняя литература!

— Известно, существует программа приобщения детей к театру с ранних лет...

— Такая программа в нашем театре осуществляется третий год. Конечно, и раньше в репертуаре были, скажем, для самых маленьких сказки С. Маршака, а для ребят первого-третьего классов еще с 1968 года идут у нас «Пушкинские сказки». Настрой на программу очень разнообразит репертуар, в нем есть все, начиная от сказок и кончая современными проблемными пьесами. В ряде случаев на худсоветах мы уточняем, для какого возраста спектакль. То, что прежде было пригодно для восьмого класса, теперь следует рекомендовать для шестого. В принципе может быть и наоборот. На билетах у нас проставлено, для какого возраста спектакль сейчас. Те родители, которые на это не смотрят, не обращают внимания, допускают большую ошибку. Спектакль-то ребенок посмотрит, результат только будет другой...

Как-то я привел своего пятилетнего сынишку В наш театр. Смотрю, плачет навзрыд: «Козлика жалко!» Потрясение, которое он испытал, колоссально! Однако нужно ли это в таком возрасте? Может, нужно совсем другое переживание? Не зря же у нас существует праздник первого посещения театра, который неизменно оставляет след в будущей жизни человека.

— Вот вы говорите: зритель вырос. Какие же проблемы волнуют сегодня ваших зрителей?

— Прежде всего проблемы вечные. Вот, скажем, у нас два вечера подряд идёт спектакль «Отверженные» по роману В. Гюго. Интерес к нему колоссален! Полное опровержение бытующего мнения о падении интереса детей к классике. Важно, как преподнести классику. И поскольку в театре основной зритель — молодежный, от того, как это решается, зависит... судьба зрительного зала, судьба спектакля.

И потом... Сопереживание зрительного зала зависит и от того, в какой степени и нас волнует та или иная проблема, как современно мы трактуем того или иного героя.

— Мы говорили об изменении зрителя. А как изменился за эти годы герой?

— Сегодня он намного сложнее и умнее. Ведь интересен герой на сцене, когда он — пусть немного — идёт впереди зрителя. Если лет этак десять назад наш герой знал, что делать, ему было всё ясно, сейчас он всё более неоднозначен. Скажем, в той же «Ловушке...» так построено действие, так выписаны характеры персонажей, что медлишь с определенным ответом на вопрос: кто из них положительный, а кто отрицательный. Один совершает поступок, чтобы утвердиться, другой — чтобы выйти из определенной ситуации. Это — комплекс проблем, вытекающих из сложности самой жизни, которая перекликается со сценой...

— А разве лет десять — двадцать назад герои не совершали поступков, которые их определяли? Были же и тогда дружба, любовь, предательство...

— Были. Но всё это приглаживалось. Знаете, это когда концы досок срезают по определенному размеру... Так и спектакли тех лет: даже из хрестоматийных («Как закалялась сталь») какие-то куски вырезались...

Сцена особенно чувствительна к звучащей сегодня правде. В конце концов, чем нам близок любой герой? Все мы не супермены, каждый ошибается. Но признать свою ошибку, в этом, может, и есть одна из самых сильных сторон человека. Это даже взрослому трудно. А каково подросткам тринадцати — четырнадцати лет? Так вот, сегодняшний герой не боится признать совершенную им ошибку. Он мыслит, действует. И стремится к самопознанию. И именно этим завоевывает зрительный зал.

В. Лебединский