Георгий Мартынюк

В историю он вошёл под фамилией Знаменский. Герои и антигерои, сослуживцы и подследственные, генералы и свидетели звали его Пал-Палыч – кто официально, кто по-дружески, но чаще с доверительной интонацией в голосе. Из всей троицы Знатоков ему доверяли сильнее всего. В нём, быть может, не было той остроты, которая искрилась в репликах Томина-Каневского, но характер подкупал основательностью и доброжелательностью. Вероятно, это несправедливо, что персонаж вытеснил артиста Георгия Мартынюка куда-то на задворки, на периферию титров, в списки фильмографий, в которые редко заглядывают. Несправедливо, что и другие кинороли этого артиста мало кто вспомнит на счёт «раз-два-три». Вот тут и пригодятся фильмографии, и вдруг вспомнится, что снимался Мартынюк не только в «Знатоках». Но всё же Пал Палыч Знаменский был его главной ролью.

Когда я натыкаюсь в телевизоре на очередную новую серию современных «Ментов», меня непременно посещает вопрос. Всё вроде в этом сериале хорошо, а иногда даже отлично: неплохо подобраны актёры, интересные коллизии, остроумные реплики, а до уровня «Знатоков» не дотягивают. Почему? Ответ, на мой взгляд, как ни странно, в факторе Знаменского.
В сериале «Следствие ведут Знатоки» он был чем-то большим, чем образом идеального советского следователя. В троице Знаменский-Томин-Кибрит он был главным. Он олицетворял правильно работающую правоохранительную систему (хотя сама система идеальной не была). Правильно – в смысле Знаменского значит не только действовать строго по инструкции, но и «играть по правилам», т.е. честно. В каждой новой серии сценаристы Лавровы подбрасывали ему очередное дело, которое оказывалось лишь обёрткой, поводом для того, чтобы подобраться к социальной проблеме, или как тогда говорили, «средствами художественного телевидения привлечь внимание» (на государственном уровне социальные проблемы тогда именовались «отдельными недостатками»). И Знаменский, не выпячивая своей индивидуальности, всецело растворялся в попытке эту проблему решить. Каждый случай по накалу страстей, по драматизму ситуации, по изворотливости обстоятельств превращался в шекспировский. Обыденные вещи, показанные почти документально, реалистично, складываясь вместе, накапливали эти пресловутые «отдельные недостатки» и затем неожиданно приводили к отдельно взятой жизненной трагедии. И всё это пудовым грузом в финале взваливалось на Пал-Палыча.
Он не мог укрыться за шутейностью разговора, как было позволено Томину. У него не было фирменной трубки, которую в повисшей паузе можно было эффектно раскурить, оставив висеть в дымке некоторую недосказанность, нравственную неопределённость. От него требовался вывод. Часто – моральный вердикт. Если сценаристы не давали слов, их нужно было говорить взглядом, наклоном головы, ироничным прищуром, но и в этом его образ был изначально скуп. Знаменский был вроде советской версии идеального джентльмена: интеллигентен, экономный на эмоции, мужественен, вдумчив, ответственен, внимателен к каждому человеку. Не было в нём рисовки, позёрства. При этом в манере носить костюм и галстук (не говоря уже про форменный китель) он выглядел образцом для подражания. Трудно сказать, равнялись ли на него в реальной жизни советские милиционеры. Слишком уж недосягаемо идеален был он в своей простоте. Из публикаций той поры известен только казус майора Томина, носившего на лице баки по моде семидесятых: как только популярность сериала достигла небывалых высот, начальство разрешило носить личному составу такие же, как у артиста Леонида Каневского.
Год от года, от серии к серии решённые дела, но и нерешённые проблемы всё накапливались. Всё более актуальными признавались не одинокие фальшивомонетчики и редкие шпионы, как в ранних фильмах сериала, а системные случаи: на колхозном рынке, на овощебазе, в системе ЖКХ, а потом и подпольные цеховики, наконец, организованная наркоторговля. Если майор Томин во всех своих приключениях, внедряясь к уголовникам, работая под прикрытием, чувствовал себя, как рыба в воде, вносил в оперативную рутину элемент опасного, но весёлого карнавала, то следователь Знаменский, сидя за кабинетным столом, всё больше тускнел. С каждой новой звёздочкой на погонах умножалось знание. Это знание не отражалось прямо в сценарии, но чувствовалось в актёре. Зрители состояли в полумолчаливом сговоре со Знаменским – перед их глазами проходили те же дела, что вела эта троица, но только вместе со Знаменским они собирали картину в целом.
В современных «Ментах» такой моральной инстанции как Пал Палыч Знаменский нет. Добродетели и изъяны расфасованы среди всех членов следственной группы подполковника Соловца примерно в среднестатических долях, как среди обычных людей (правда, попадаются прохиндеи среди начальства). И ставить каждую серию как социально-психологическую драму авторы тоже не склонны. Изменилось время, изменилось отношение ко времени, к восприятию эпохи у публики, изменился подход к производству сериалов, изменилась структура общества и структура преступности… Теперь невозможно заставить зрителей верить в спасительные проповеди следователя как средство исправить преступника. А Пал Палычу Знаменскому такое было под силу. По крайней мере, в кино.

Александр Седов