Блуждающие звезды

В зеленом небе спит луна.

Дрожат цветы в пузатой вазе.

Невыразимо безобразен,

Идет осел.

На нем - грустна,

Обнявшись,

восседает пара.

И музыки далекой старой

Едва мелодия слышна.

Как безнадежен горький плач

Еврейских беззащитных скрипок!

Летит по воздуху скрипач

В кругу удач и неудач

На вечном празднике ошибок.

Он прилетел неожиданно...

Растревожил... закрутил... завертел, как мог, как умел лишь он один...

Привез подарок...

Уж и не думала... не гадала, что хоть что-то сможет меня удивить, или порадовать... так порадовать...

С некоторых пор всё окрасилось в серые тона...

Не те изящные, перламутровые, как шелк... на полотнах Рейхеля...

В минуты грустные я люблю смотреть на это изящество, на исполненные достоинства царственные изображение...в жемчужных шелках этих...

Думала, останется это моим утешением...

И снова... мы лишь предполагаем...

Он привез подарок... подарок...

Афишу бродвейского мюзикла...

"Скрипач на крыше"...

И я... влюбилась...

И это... думала это уже не случится со мной... потерявшей так много... но... вот... опять и снова...

Естественно, я начинаю рыться в рукописях, книгах, старых журналах - восстановить в памяти нити, которые свяжут меня настоящую с тем, давно ушедшим временем...
От той шумной и неоднозначной бродвейской премьеры отделяет нас почти сорок лет...

Срок немалый...

Дивный скрипач Штерн... и лондонец Тополь-Тевье...

А Голда?

Я с изумлением взираю на афишу...

Это Голда...

Это Голда?

Я никогда не видела ничего подобного...

Мне уже не хочется любоваться "перламутром" Карла Рейхеля... я заворожена дивной молодой зеленью с какой-то невероятной подсветкой, делающей женщину на афише похожей на драгоценный камень... изумруд чистой воды...

Я не задумываюсь - что... кто... актриса, или образ... собирательный...

Я не могу отвести глаз... не могу... не хочу...

Свет места скорбного... не удивляет... не расходится с восприятием...

Нет... гармонирует... тревожит и... успокаивает...внушает некую надежду...

Вечную надежду на то, что лишь земля и зелень на ней произрастающая не предадут... успокоят... укроют теплом своим и своей нежной тяжестью...

Я не могу понять... откуда эта притягательность... что так завораживает...

То, о чём я написала чуть выше, или что-то еще... более глубинное... сродни законам... крови...

Глядя на афишу эту, я испытываю некое чувство... желание оказаться внутри сюжета... заглянуть за раму... ступить на ту... потустороннюю землю...

Встать рядом с прекрасной женщиной, поддержать в скорби ее, утешить... если это возможно...

Утешить...

И снова калейдоскоп лиц и событий...

ГОСЕТ...

Соломон... бедный... бедный Соломон...

Марк... мой художник... мой поэт...

Его фрески, плафон, картины в простенках между окнами... и всё это в Москве... на улице Чернышевского, 12...а не в Гранд Опера...

В далекие времена...

Первые спектакли...

Мазлтов...

Переезд на Малую Бронную...

Странный язык, к которому привыкает публика...

Разногласия с опекаемой Станиславским ГАБИМОЙ... с ее "высокой топикой и низовой традицией ГОСЕТа"...

Гастроли в Европе...

Так странно... выездной театр... еврейский... тогда...

Шумный успех в Париже...

В числе зрителей - Б.Брехт, Т. Манн, Л.Фейхтвангер...

А дома... отношение уже меняется...

В прессе звучат страшные слова - "безыдейность" репертуара, "бессмысленное левачество" и "формализм"...

Нелепые административные обвинения в адрес режиссера, заставившие его остаться в Европе...

Грановского... создавшего "Ночь на старом рынке", где из трехсот строк текста сотворил "реквием умирающему еврейскому местечку".

И... бедный... бедный Соломон, мечтающий "вернуть понятиям честности, справедливости изначальную, библейскую чистоту и красоту"...

Над чьей могилой тоскует ЖЕНЩИНА?

Жена Тевье-молочника...

Бедные дети... бедные люди...

Бедный-бедный... СОЛОМОН...

"Посмотрел я на свою жену, стоит бледная как смерть и слова вымолвить не может.
Бог с тобой, Голда-сердце..."

Этими словами Тевье я и закончу свой маленький печальный рассказ...

Ты всё выдержишь...всё сможешь...и забыть и помнить вечно, потому что - "Бог с тобой, Голда-сердце..."